Елена_Дракон
17.10.2021 18:21
Продолжение повести
Продолжение.
(XIII) «Светила луна, клонясь к заходу, и кричал павлин.
Ему казалось, что с тех пор, как он покинул корабль, протекла целая жизнь, а близился только второй рассвет! ВСЁ УХНУЛО В ПРОПАСТЬ. На секунду перед глазами мелькнуло видение подожжённого города и тело Той, которая под цвет травы, на черепках битой посуды… Он застонал, но тотчас напряг мускулы, чтобы обороняться.
Любовь, тишина, радость – всё вытекло из него, как струя вина из прорванного меха. Грудь стала суха, а живот подобрался; он приготовился действовать.
Но прежде он нагнулся над Той, которая под цвет травы. Его сердце было полно печальной благодарностью. Он тронул рукой её обнажённое плечо, круглое и гладкое, похолодевшее от ночного воздуха. В лунном свете оно казалось тускло-золотым. Погладил грудь, почти неосязаемо, и на секунду прикрыл её своей ладонью. Она уместилась целиком, как птенец в гнезде. Потом положил руку на живот; он был тёплый и мерно поднимался от дыхания.
Он до сих пор удивлялся всему, что в ней было: рядом с ней он казался себе таким неуклюжим.
Но теперь он готовился покинуть её; это был единственный выход. Не в его силах было поднять набатом горожан; он не сумел бы даже предупредить их; они бы не поняли его. Чтобы защитить её и город, он мог только уйти.
На сердце у него было тяжело, но он знал, что поступает, как мужчина. Мужчина должен с твёрдостью исполнить то, что считает нужным. А победит он или погибнет – это уж в руках богов.
Только вот она ничего не узнает об этом. Утром она будет плакать и звать его, бегая босыми ногами по камням.
А потом запрокинет лицо к небу, и оно снова станет плоским, без теней. Она призовёт на Юлса гнев своих богов, имён которых он так и не узнал. Но боги мудры. Они-то поймут, почему он ушёл, и опустят свои широкие ладони, чтобы защитить его. Нет, пусть они прикроют своими ладонями только её!
Он жадно взглянул ей в лицо с сомкнутыми веками, которые шли резкой чертой немного вкось, вверх к вискам, как и брови, похожие на излом молнии.
Молния поразила его в самое сердце, когда он стоял здесь, на краю обрыва, и сначала увидел внизу белый город в виноградниках, а потом её, изогнувшуюся, как зелёная ящерица, готовую к прыжку, почти неотличимую от камня и травы.
И вот теперь, несколько часов назад, она заснула рядом с ним; его женщина, которую он любит так сильно, что должен от неё уйти.
Он захотел оставить ей что-нибудь на память и пошарил рукой в своей одежде, которая лежала рядом с ним. У него ничего не было, кроме меча, короткого хитона да бронзового пояса с изображениями людей и зверей, добытого из разграбленного могильника. Ему не хотелось оставлять ей в дар сокровище мертвеца, чтоб не накликать его проклятий. Он никогда не испугался бы этого для себя, но за неё он боялся.
Он вспомнил, что на корабле у него был припрятан кубок, украшенный тонкими спиралями из золотых жгутов, усыпанных полудрагоценными камнями, отгоняющими дурные сновидения и врачующими болезнь глаз. Была там и маленькая статуэтка барана с глазами из перламутра на горной смоле; бронзовые удила тонкой работы и несколько полотнищ пурпура, завезённых, видимо, из Лидии, потому что лидийцы славились искусством крашения. Из этой ткани, Та, которая под цвет травы, могла бы сшить праздничное одеяние, скрепив его на плечах застёжкой-фибулой с пластинками из раскрашенной слоновой кости…
Он сорвал несколько длинных травинок и стал плести из них тонкий шнурок. Он очень спешил: небо вокруг луны всё бледнело, и павлины кричали уже по-утреннему.
Он сомкнул на её тёплой шее своё ожерелье и связал концы узлом…»
Продолжение следует.
(XIII) «Светила луна, клонясь к заходу, и кричал павлин.
Ему казалось, что с тех пор, как он покинул корабль, протекла целая жизнь, а близился только второй рассвет! ВСЁ УХНУЛО В ПРОПАСТЬ. На секунду перед глазами мелькнуло видение подожжённого города и тело Той, которая под цвет травы, на черепках битой посуды… Он застонал, но тотчас напряг мускулы, чтобы обороняться.
Любовь, тишина, радость – всё вытекло из него, как струя вина из прорванного меха. Грудь стала суха, а живот подобрался; он приготовился действовать.
Но прежде он нагнулся над Той, которая под цвет травы. Его сердце было полно печальной благодарностью. Он тронул рукой её обнажённое плечо, круглое и гладкое, похолодевшее от ночного воздуха. В лунном свете оно казалось тускло-золотым. Погладил грудь, почти неосязаемо, и на секунду прикрыл её своей ладонью. Она уместилась целиком, как птенец в гнезде. Потом положил руку на живот; он был тёплый и мерно поднимался от дыхания.
Он до сих пор удивлялся всему, что в ней было: рядом с ней он казался себе таким неуклюжим.
Но теперь он готовился покинуть её; это был единственный выход. Не в его силах было поднять набатом горожан; он не сумел бы даже предупредить их; они бы не поняли его. Чтобы защитить её и город, он мог только уйти.
На сердце у него было тяжело, но он знал, что поступает, как мужчина. Мужчина должен с твёрдостью исполнить то, что считает нужным. А победит он или погибнет – это уж в руках богов.
Только вот она ничего не узнает об этом. Утром она будет плакать и звать его, бегая босыми ногами по камням.
А потом запрокинет лицо к небу, и оно снова станет плоским, без теней. Она призовёт на Юлса гнев своих богов, имён которых он так и не узнал. Но боги мудры. Они-то поймут, почему он ушёл, и опустят свои широкие ладони, чтобы защитить его. Нет, пусть они прикроют своими ладонями только её!
Он жадно взглянул ей в лицо с сомкнутыми веками, которые шли резкой чертой немного вкось, вверх к вискам, как и брови, похожие на излом молнии.
Молния поразила его в самое сердце, когда он стоял здесь, на краю обрыва, и сначала увидел внизу белый город в виноградниках, а потом её, изогнувшуюся, как зелёная ящерица, готовую к прыжку, почти неотличимую от камня и травы.
И вот теперь, несколько часов назад, она заснула рядом с ним; его женщина, которую он любит так сильно, что должен от неё уйти.
Он захотел оставить ей что-нибудь на память и пошарил рукой в своей одежде, которая лежала рядом с ним. У него ничего не было, кроме меча, короткого хитона да бронзового пояса с изображениями людей и зверей, добытого из разграбленного могильника. Ему не хотелось оставлять ей в дар сокровище мертвеца, чтоб не накликать его проклятий. Он никогда не испугался бы этого для себя, но за неё он боялся.
Он вспомнил, что на корабле у него был припрятан кубок, украшенный тонкими спиралями из золотых жгутов, усыпанных полудрагоценными камнями, отгоняющими дурные сновидения и врачующими болезнь глаз. Была там и маленькая статуэтка барана с глазами из перламутра на горной смоле; бронзовые удила тонкой работы и несколько полотнищ пурпура, завезённых, видимо, из Лидии, потому что лидийцы славились искусством крашения. Из этой ткани, Та, которая под цвет травы, могла бы сшить праздничное одеяние, скрепив его на плечах застёжкой-фибулой с пластинками из раскрашенной слоновой кости…
Он сорвал несколько длинных травинок и стал плести из них тонкий шнурок. Он очень спешил: небо вокруг луны всё бледнело, и павлины кричали уже по-утреннему.
Он сомкнул на её тёплой шее своё ожерелье и связал концы узлом…»
Продолжение следует.
2
